Неточные совпадения
Он очень неохотно уступил настойчивой просьбе Варвары пойти в Кремль, а когда они вошли за стену Кремля и толпа, сейчас же всосав его в свою черную гущу, лишила
воли, начала подталкивать, передвигать куда-то, — Самгин настроился мрачно, враждебно всему. Он вздохнул свободнее, когда его и Варвару оттеснили к нелепому памятнику
царя, где было сравнительно просторно.
Он стыдился сознаться себе, что хочет видеть
царя, но это желание возрастало как бы против
воли его, разжигаемое работой тысяч людей и хвастливой тратой миллионов денег.
А то, что называют
волей — эту мнимую силу, так она вовсе не в распоряжении господина, „
царя природы“, а подлежит каким-то посторонним законам и действует по ним, не спрашивая его согласия.
— А до тех пор отдам себя на
волю Божию, — говорила она Акулине, — пусть батюшка
Царь Небесный как рассудит, так со мной и поступает! Захочет — защитит меня, не захочет — отдаст на потеху сквернавцу!
И вот, говорили, что именно этот человек, которого и со службы-то прогнали потому, что он слишком много знает, сумел подслушать секретные разговоры нашего
царя с иностранными, преимущественно с французским Наполеоном. Иностранные
цари требовали от нашего, чтобы он… отпустил всех людей на
волю. При этом Наполеон говорил громко и гордо, а наш отвечал ему ласково и тихо.
Кажется, это была первая вполне уже ясная форма, в которой я услышал о предстоящем освобождении крестьян. Тревожное, неуловимое предсказание чудновской мары — «щось буде» — облекалось в определенную идею:
царь хочет отнять у помещиков крестьян и отпустить на
волю…
Другой раз я насыпал в ящик его стола нюхательного табаку; он так расчихался, что ушел из класса, прислав вместо себя зятя своего, офицера, который заставил весь класс петь «Боже
царя храни» и «Ах ты,
воля, моя
воля». Тех, кто пел неверно, он щелкал линейкой по головам, как-то особенно звучно и смешно, но не больно.
Царь царствует не в силу божественного права, а в силу народного избрания, изъявления
воли народа.
— Это вам так кажется, — заметил Мухин. — Пока никто еще и ничего не сделал…
Царь жалует всех
волей и всем нужно радоваться!.. Мы все здесь крепостные, а завтра все будем вольные, — как же не радоваться?.. Конечно, теперь нельзя уж будет тянуть жилы из людей… гноить их заживо… да.
— Подводчики, к командиру! — раздалось по лагерю. —
Воля вам с землею от
царя пришла. Ступай все, сейчас будут читать про
волю.
— Нынче слободно! — излагает другой гость, — нынче батюшка
царь всем
волю дал! Нынче, коли ты хочешь сидеть — сиди! И ты сиди, и мужик сиди — всем сидеть дозволено! То есть, чтобы никому… чтобы ни-ни… сиди, значит, и оглядывайся… Вот как царь-батюшка повелел!
«Гости» постепенно становятся развязнее и развязнее; наконец заводится разговор о том, что"в трактире за свой пятачок всякий волен", что"это прежде, бывало, дворяне форсу задавали, а нынче царь-батюшка всем
волю дал", что"если, значит, пришел ты в трактир, то сиди смирно, рядом со всеми, и не фордыбачь!"
— Не убежал, Федор Алексеич, а увели меня насильно. Давши слово
царю, я сам бы не ушел, и теперь опять отдаюсь на его
волю.
— Добрые молодцы, — сказал Серебряный, — я дал
царю слово, что не буду уходить от суда его. Вы знаете, что я из тюрьмы не по своей
воле ушел. Теперь должен я сдержать мое слово, понести
царю мою голову. Хотите ль идти со мною?
— Не могу! — сказал он, — не могу идти за тобою. Я обещал
царю не выходить из его
воли и ожидать, где бы я ни был, суда его!
— Мне давно тяжело с вами, батюшка; ты сам знаешь; но я не доверял себе; с самого детства только и слышал отовсюду, что царева
воля — божья
воля, что нет тяжелее греха, как думать иначе, чем
царь.
Царь зевнул еще раз, но не отвечал ничего, и Годунов, улавливая каждую черту лица его, не прочел на нем никакого признака ни явного, ни скрытого гнева. Напротив, он заметил, что
царю понравилось намерение Серебряного предаться на его
волю.
— Ах ты самодур! Да откуда у тебя своя
воля взялась? Что сталось с тобой сегодня? Отчего ты теперь уезжать вздумал, когда
царь тебя пожаловать изволил, с начальными людьми сравнял? Отчего именно теперь?
Он разделял убеждения своего века в божественной неприкосновенности прав Иоанна; он умственно подчинялся этим убеждениям и, более привыкший действовать, чем мыслить, никогда не выходил преднамеренно из повиновения
царю, которого считал представителем божией
воли на земле.
Копье задрожало в руке Иоанна. Еще единый миг, оно вонзилось бы в грудь юродивого, но новый крик народа удержал его на воздухе.
Царь сделал усилие над собой и переломил свою
волю, но буря должна была разразиться.
— Елена Дмитриевна! Видно, так угодно господу, чтобы приял я смерть от
царя. Не на радость вернулся я на родину, не судил мне господь счастья, не мне ты досталась, Елена Дмитриевна! Пусть же надо мной
воля божия!
— Отдаюсь, говорит, на
волю русского
царя, хочу, говорит, послужить ему. Давно хотел, говорит, Шамиль не пускал.
Теперь прибавилась еще забота о мире. Правительства прямо
цари, которые разъезжают теперь с министрами, решая по одной своей
воле вопросы о том: в нынешнем или будущем году начать убийство миллионов;
цари эти очень хорошо знают, что разговоры о мире не помешают им, когда им вздумается, послать миллионы на бойню.
Цари даже с удовольствием слушают эти разговоры, поощряют их и участвуют в них.
И поэтому, как для того, чтобы вернее обеспечить жизнь, собственность, свободу, общественное спокойствие и частное благо людей, так и для того, чтобы исполнить
волю того, кто есть
царь царствующих и господь господствующих, мы от всей души принимаем основное учение непротивления злу злом, твердо веруя, что это учение, отвечая всем возможным случайностям и выражая
волю бога, в конце концов должно восторжествовать над всеми злыми силами.
— К вам теперь обращаюсь, домашние, — продолжал Фома, обращаясь к Гавриле и Фалалею, появившемуся у дверей, — любите господ ваших и исполняйте
волю их подобострастно и с кротостью. За это возлюбят вас и господа ваши. А вы, полковник, будьте к ним справедливы и сострадательны. Тот же человек — образ Божий, так сказать, малолетний, врученный вам, как дитя,
царем и отечеством. Велик долг, но велика и заслуга ваша!
— Сейчас занавес дадут, — объяснял дядя Петра. — Вот он, Адам-то Адамыч бегает… седенький… Это наш машинист. Нет, брат, шалишь: «Динора» эта самая наплевать, а вот когда «
Царь Кандавл [«
Царь Кандавл» — балет Ц.Пуни.]» идет, ну, тогда уж его
воля, Адама Адамыча. В семь потов вгонит… Балеты эти проклятущие, нет их хуже.
Нет, Басманов, поздно спорить
И раздувать холодный пепел брани:
Со всем твоим умом и твердой
волейНе устоишь; не лучше ли тебе
Дать первому пример благоразумный,
Димитрия
царем провозгласить
И тем ему навеки удружить?
Вот смотрите — хотят отнять у
царя его божественную силу и
волю править страною по указанию свыше, хотят выборы устроить в народе, чтобы народ послал к
царю своих людей и чтобы эти люди законы издавали, сокращая власть царёву.
— Революционеров… А — какие же теперь революционеры, если по указу государя императора революция кончилась? Они говорят, чтобы собирать на улицах народ, ходить с флагами и «Боже
царя храни» петь. Почему же не петь, если дана свобода? Но они говорят, чтобы при этом кричать — долой конституцию! Позвольте… я не понимаю… ведь так мы, значит, против манифеста и
воли государя?
Шли к
царю они, — дескать, государь, отец, убавь начальства, невозможно нам жить при таком множестве начальников, и податей не хватает на жалованье им, и
волю они взяли над нами без края, что пожелают, то и дерут.
— Но у
царя нашего есть верные слуги, они стерегут его силу и славу, как псы неподкупные, и вот они основали общество для борьбы против подлых затей революционеров, против конституций и всякой мерзости, пагубной нам, истинно русским людям. В общество это входят графы и князья, знаменитые заслугами
царю и России, губернаторы, покорные
воле царёвой и заветам святой старины, и даже, может быть, сами великие…
— Батюшка-царь Петр Федорыч жалует тебя
волей, — заявил он. — По злобе ты засажена была сюда…
— И бог с ним: богат, да глуп. Что же? Елецкий? Львов? нет? неужто Рагузинский?
Воля твоя: ума не приложу. Да за кого ж
царь сватает Наташу?
Поглядел
царь, почитал записи, смутился душой и велел дать мужикам
волю, а Япушкину поставить в Москве медный памятник, самого же его — не трогать, а сослать живого в Суздаль и поить вином, сколько хочет, на казённый счёт.
— Вот —
воля нам дана царём-государем.
За кедровые бревна с Ливана, за кипарисные и оливковые доски, за дерево певговое, ситтим и фарсис, за обтесанные и отполированные громадные дорогие камни, за пурпур, багряницу и виссон, шитый золотом, за голубые шерстяные материи, за слоновую кость и красные бараньи кожи, за железо, оникс и множество мрамора, за драгоценные камни, за золотые цепи, венцы, шнурки, щипцы, сетки, лотки, лампады, цветы и светильники, золотые петли к дверям и золотые гвозди, весом в шестьдесят сиклей каждый, за златокованые чаши и блюда, за резные и мозаичные орнаменты, залитые и иссеченные в камне изображения львов, херувимов,
волов, пальм и ананасов — подарил Соломон Тирскому
царю Хираму, соименнику зодчего, двадцать городов и селений в земле Галилейской, и Хирам нашел этот подарок ничтожным, — с такой неслыханной роскошью были выстроены храм Господень и дворец Соломонов и малый дворец в Милло для жены
царя, красавицы Астис, дочери египетского фараона Суссакима.
Он ждет, что наступит день, когда
царь объявит ему смысл
воли.
И если Мое царствование не возвело еще России на высочайшую степень народного блаженства, то помните, что власть Государя не есть всемогущество Небесное, Которого
воля есть уже совершение; помните, что Империи цветут веками, и что Провидение требует от
Царей только возможного блага.
Соизволеньем Божиим и
волейСоборной Думы — не моим хотеньем —
Я на престол
царей и самодержцев
Всея Руси вступаю днесь. Всевышний
Да укрепит мой ум и даст мне силы
На трудный долг! Да просветит меня,
Чтобы бразды, мне русскою землею
Врученные, достойно я держал,
Чтобы
царил я праведно и мудро,
На тишину Руси, как
царь Феодор,
На страх врагам, как грозный Иоанн!
Не мнишь ли ты, усердию его
Я веру дал? Он служит мне исправно
Затем, что знает выгоду свою;
Я ж в нем ценю не преданность, а разум.
Не может
царь по сердцу избирать
Окольных слуг и по любви к себе
Их жаловать. Оказывать он ласку
Обязан тем, кто всех разумней
волюЕго вершит, быть к каждому приветлив
И милостив и слепо никому
Не доверять.
Преступником в глазах народа
царьНе может быть. Чист и безгрешен должен
Являться он, чтобы не только
воляВершилася его без препинанья,
Но чтоб в сердцах послушных как святыня
Она жила!
Нет, этого нельзя,
Нельзя терпеть! Хоть я не
царь Иван,
Но и не Федор также. Против
волиПришлось быть строгим. Человек не властен
Идти всегда избранным им путем.
Не можем мы предвидеть, что с дороги
Отклонит нас. Решился твердо я
Одной любовью править; но когда
Держать людей мне невозможно ею —
Им гнев явить и кару я сумею!
Объявили царску
волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де
царь Салтан.
— Приношу, прежде всего, извинение за нарушение, так сказать, вашего молитвенного настроения, — начал, расшаркиваясь, галантный Чубиков. — Мы к вам с просьбой. Вы, конечно, уже слышали… Существует подозрение, что ваш братец, некоторым образом, убит. Божья
воля, знаете ли… Смерти не миновать никому, ни
царям, ни пахарям. Не можете ли вы помочь нам каким-либо указанием, разъяснением…
Он называл себя
царем Петром III, собрал много разбойников и вешал всех дворян, а крепостных всех отпускал на
волю.
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны
воле, —
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.
Навуходоносор,
царь, превыше себя никого быть не чаял, гордостью, аки
вол, наполнился, за то Господь в
вола его обратил; фараон,
царь египетский, за гордость в море потоп.
— Хм… злы-то, оно, может, и злы, да ведь кто же волю-то дал? Ведь
царь дал? А солдаты чьи? Все царские же? Так как же ж
царь пошлет солдат бить крестьян за свою же
волю? Это ты, малый, невесть что городишь! Тут, верно, что-нибудь да не так!..
— Это, братцы, все дворяне, все помещичьи дети бунтуют, — объяснял один зипун с солдатскими усами. — Это все за то, что
царь крестьян у них отнял, да
волю дал, так это они таперича за то за самое!
Эмиссары делают свое дело и по корчмам пускают слухи, что московский
царь, чрез своих катов и гицелей-желнержей, душит и панов, и хлопов вместе; что паны рады бы дать хлопам и
волю, и землю, да Москва мешает: москали не хотят
воли.